Век латышских стрелков
Description
Вассерман:
- Здравствуйте. Моя «Беседка» на «Комсомольской правде», похоже, окончательно переселяется с эфира на сайт. Так что вопросы, которые мои гости со мной обсуждают, придется нам теперь брать уже только из общих источников, а не ваших звонков. Прошу прощения. Есть к тому серьезные технические причины. Но, во всяком случае, мой сегодняшний гость – руководитель исследовательских программ Фонда «Историческая память» Владимир Владимирович Симиндей изучил за время своей работы столько вопросов, что, надеюсь, сможет обсудить и те, что интересны для вас.
Симиндей:
- Здравствуйте.
Вассерман:
- Обсуждать мы сегодня будем тему «Век латышских стрелков». Ибо известно, что и это вроде бы не очень большое по численности воинское соединение, и не очень большая по численности часть нашей страны сыграли в нашей истории за прошедший век непропорционально большую роль. И стоит поговорить, какой она была в разные эпохи. Тем более, что Владимир Владимирович знает все, связанное с Латвией, настолько хорошо, что объявлен там персоной нон-грата. Ибо знает о Латвии очень много, что нынешние ее правители предпочли бы никогда не вспоминать.
Симиндей:
- Латышские стрелки, действительно, оказали очень существенное влияние на жизнь нашей страны. Но не в весь период своего существования. Напомню, что как раз 1 августа 1915 года они были военным руководством России созданы. То бишь мы отмечаем сейчас столетие со времени создания. Но не с 1915 года по 1920 год или во времена существования латышской стрелковой дивизии или латышского стрелкового корпуса в годы Великой Отечественной войны, а особая у них была роль в 1918 году. Я бы сказал, чрезвычайно особая роль летом 1918 года. И, в общем, довольно заметная роль в целом в период Гражданской войны на территории России в целом, включая Латвию того периода.
Вассерман:
- О соседней земле – Эстонии – в фильме «Красная площадь», повествующем о той эпохе, устами уроженца Эстонии, персонажа этого фильма Уно Партса, сказано: «У эстонца колыбель маленький – его Эстония. Зато у него могила большой – весь мир». Вот примерно так же получилось и с латышскими стрелками. Колыбель у них была маленькая, но побывали они и умирали они практически по всему миру и во имя всего мира. И особенно много они сделали, конечно, внутри Российской империи. При всех ее последующих реинкарнациях тоже. И, собственно, почему они проявили такую политическую активность?
Симиндей:
- Надо сказать, что поначалу латышские стрелки были совершенно аполитичными в плане внутренних коллизий и конфликтов. Имеется в виду – социальной борьбы, левых лозунгов и так далее. Те, кто шел в 1915 году добровольцами служить в российскую армию, это были латыши, преисполненные, уж не знаю, честного или притворного, но легитимзма и верноподданичества в адрес царя, желания показать, что латышский народ заодно, рука об руку с русским народом воюет с закоренелым своим старым врагом – немецким народом. Здесь была определенная натяжка, потому что латыши хотели с помощью вот этой мировой войны перераспределить власть и собственность на территории Курляндии, Лифляндии и добиться того, чтобы балтийское немецкое меньшинство перестало быть привилегированным в глазах Петрограда. И ради этого оно, конечно, старалось путать балто-немецкие какие-то обиты с великонемецкими державными планами. Надо сказать, что кайзеровский рейх этому способствовал. Потому что чрезвычайное продвижение кайзеровских войск на Курляндию с весны 1915 года, когда был захвачен очень важный порт Либава и губернский центр Митава, конечно, способствовало разжиганию этих настроений. Потому что Латвия, по сути, была разделена две части.
Вассерман:
- Либава – это сейчас Лиепая, а Митава – Елгава.
Симиндей:
- Это тоже очень крупные города. Хотя, конечно, их роль сейчас гораздо меньше, чем при царе-батюшке или в советское время.
Вассерман:
- Вообще надо пояснить, что до революции латыши отродясь не бывали, как говорили, государствообразующим народом. То есть они жили на землях, входивших в состав каких-нибудь других государств. И, к сожалению, при всех переходах из одного государства в другое над ними всегда оставалась группа остзейских, то есть восточно-балтийских немцев. И, именно пытаясь отождествить остзейских немцев с имперскими, латыши и пошли доказывать свою воинскую доблесть и верность царю и Отечеству.
Симиндей:
- Надо сказать, что в больших крестьянских семьях младшие сыновья воспринимали возможность служить в российской армии хоть унтер-офицером, а уж тем более поучиться с юнкерском училище и получить хоть какие офицерские погоны, как важный социальный лифт. И если не счастье, то очень хорошую возможность закрепиться в этой жизни. Потому что земли им не светило, кроме как в Сибири, может быть. А добиться хорошего образования, не имея денег, тогда было тоже невозможно. Поэтому оставался вот такой социальный лифт, как унтер-офицерство и юнкерство. И многие этим воспользовались.
Вассерман:
- Кажется, в имперской армии генералов-латышей не было…
Симиндей:
- Были. Был генерал Мисин, были, и полковников много. И были белогвардейские генералы.
Вассерман:
- О том, какую воинскую доблесть латыши показали во время первой мировой войны, мы поговорили. Прежде чем мой гость перейдет к следующему этапу их деятельности, я процитирую один пассаж, который показывает, насколько сложная штука – экскурс в историю для человека, который, в отличие от моего гостя, историей профессионально не занимается. Передо мной лежит номер «Комсомольской правды» с небольшим интервью одного весьма уважаемого и, насколько я знаю, весьма знающего в целом человека. Не буду называть его фамилию. Я думаю, что ему потом когда-нибудь будет стыдно за его слова. Но все-таки процитирую первые вопрос и ответ: «Вы помните своего учителя истории?» - «Не хочу ее вспоминать. Когда я стал читать книги на английском, я понял, что она постоянно лжет. Генерал Паттон маршалу Жукову говорил: «Если бы я одерживал такие феерические победы, как вы, я бы давно сидел в тюрьме. Потому что у нас есть определенный процент погибающих. Если я превышу определенную планку, то меня отправят за решетку за то, что гроблю американцев. Как я вам завидую, господин маршал». Как я мог после таких документов доверять школьной учительнице?»
Так вот, сразу же, не дожидаясь комментария профессионального историка, скажу, что мне непонятно, как можно вообще называть мемуары документами. Мне непонятно, как может уважаемый вроде бы человек не знать классическую поговорку юристов всех времен и народов «врет как очевидец». Мне непонятно, как может человек, вроде бы интересующийся историей, не знать, что из всех наших военачальников, при прочих равных условиях, потери были наименьшие именно у Жукова. Собственно, ему потому и приходилось воевать, как правило, не в прочих равных условиях, а на тяжелейших участках фронта. Что он лучше всех остальных умел беречь солдат. И уж кому-кому, но не Паттону такое говорить. Поскольку Паттон даже в своей американской армии имел репутацию, во-первых, сорвиголовы, во-вторых, мясника. То есть, если Паттон действительно такое писал, он попросту перекладывал со своей головы на здоровую.
Симиндей:
- Надо сказать, что это все англосаксонские штучки. Подобное квотирование потерь было характерно для заокеанских армий или армий за проливом. Ни у немецкой армии, ни у французской армии, ни в первой мировой, ни во второй мировой таких понятий не было. Потому что речь шла о жизни и смерти.
Вассерман:
- Честно говоря, я не уверен, что такое квотирование было у американцев. Паттон мог и приврать задним числом.
Симиндей:
- На самом деле, может быть, не было таких четких инструкций, но определенное ощущение и давление со стороны политических конкурентов, руководства на военных было. Надо сказать, что иногда это играло для нашей страны позитивную службу. Потому что в сворачивании иностранной военной интервенции в годы гражданской войны в России немалую роль сыграла разочарованность в одной политической силе Великобритании и приход ей на смену другой, в результате чего они вынуждены были и в преддверии даже этого сворачивать свое наступление.
Вассерман:
- Там, мне кажется, дело было не в потерях, а в том, что потери не сопровождались видимым политическим результатом.
Симиндей:
- Во всяком случае, усталость от войны накладывалась на довольно грамотную работу советской пропаганды тогда. От «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» до «Руки прочь от Советской России!». Нам сейчас в условиях интернета, огромного давления информационного шума кажется, что это пустые слова. А тогда это был очень звонкий колокол. И эти слова доходили до сердец очень многих людей. И факты того, что, скажем, французские моряки в Одессе были распропагандированы просоветским подпольем, это же, действительно, исторический факт.
Вассерман:
- Причем даже после того, как большая часть руководителей подполья оказалась арестована и расстреляна, вброшенные ими в массы идеи продолжали там бродить и размножаться. И в итоге уже после их расстрела французы оказались вынуждены вывести полностью свой флот и армию из нашей страны. Именно благодаря вот этой пропагандистской работе.
Симиндей:
- Надо сказать, что к
United States
